Образ книги в иконографии смерти
Ф. Арьес в монографии «Человек перед лицом смерти», обращаясь к XII веку, пишет о двух вариантах изображения Страшного суда на порталах церквей. На старой сцене представал Христос, восседающий на небесном престоле. Излучаемый им свет завершал историю мироздания и обращал всё сущее в торжество вечности. По сути, это и было видением Иоанна Богослова.
Но под этим традиционным изображением второго пришествия появляется новая иконография, связанная с идеей Страшного суда — отделения праведников от проклятых. Они изображены уже на портале церкви в Больё, причем некоторые из чудищ в нижней части пожирают грешников, обреченных на вечную муку. В Сент-Фуа-де-Конк смысл сцены понятен по надписям: на нимбе Христа можно прочесть Iudex — «Судья»; в другом месте вырезаны слова из Евангелия от Матфея: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Идите от меня, проклятые, в огонь вечный...» Здесь же архангел Михаил взвешивает души.
Арьес пишет о том, что евангельская концепция Страшного суда накладывалась на апокалиптическую концепцию конца времен — они связывались друг с другом в XII веке. А в XIII веке идея второго пришествия была почти полностью вытеснена образом Страшного суда. Это был поворот к новому пониманию смерти: теперь мертвые не могли, избежав наказания, сразу взойти к вечной жизни. Они проходили через судебное разбирательство. Здесь у нас возникают два важных вопроса.
Во-первых, как судебное разбирательство связано с эсхатологическими картинами? Что родственного между этими мотивами? Дело в том, что для человека той эпохи правосудие символизировало не могущество власти, а величие происходящей космической драмы. Скептическое же отношение к суду свойственно современному человеку, но не психологии XII века. Такое отношение к правосудию сохранится до XVIII века.
Во-вторых, откуда участники судебного заседания узнают о поступках человека, о прожитой им жизни, которую предстоит оценить? Все деяния человека занесены в «книгу жизни» одним из ангелов — секретарем суда. Об этой таинственной книге говорится в «Апокалипсисе»: «И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями». Такую liber vitae держит ангел на портале Сент-Фуа-де-Конк.
Первоначально в эту книгу записывались святые и праведники — обитатели рая, так называемой «земли живых» (отсюда и название книги). Но с XIII века книга превращается из перечня святых в реестр человеческих деяний. Представление о смерти как о коллективной судьбе человеческого рода окончательно сменяется индивидуализированной смертью. А значит и жизнь теперь воспринимается иначе — как сумма фактов, событий, действий, которые будут учтены в таинственной книге. Эта книга — и биография, и история человека — будет одним из центральных символов человеческой судьбы до XVIII века.
Арьес цитирует трактат 1736 года о том, как готовить себя к смерти из «Зерцала души грешника и праведника в течение жизни и в час смерти». Картина неправедной смерти: «Удрученный ангел-хранитель покидает его (умирающего), роняя его книгу, где стираются записанные там добрые дела, ибо всё, что он сделал доброго, лишено ценности для небес. Слева же виден бес, представляющий ему книгу, заключающую в себе всю историю его дурной жизни». Картина благой, праведной смерти: «Ангел-хранитель с радостным видом показывает книгу, где записаны его добродетели, его добрые дела, посты, молитвы, умерщвление плоти и тому подобное. Дьявол же в смятении удаляется и бросается в ад с его книгой, где нет никаких записей, ибо его грехи стерты искренним покаянием». Коллективная «книга жизни» на портале церкви Сент-Фуа-де-Конк за 600 лет превращалась в индивидуальное «удостоверение личности», напоминающую паспорт с указанием судимостей.
Так идея Страшного суда отделилась от идеи Воскресения, да и страх перед этим Судом был уже сильнее, чем вера в собственное воскресение. И если первоначально Суд этот происходил не в момент смерти, а в конце времен, то есть еще существовал некий промежуток между жизнью и смертью, то теперь участь души решалась прямо в сам момент физической кончины. Это был крупный сдвиг в менталитете: ведь если подобного «промежутка» между живыми и мертвыми нет, то душа лишена возможности «явиться» живым — так ослабевала вера в призраков, привидений, теней и вообще в неуспокоенные души умерших. И Страшный суд теперь разыгрывался не в потустороннем мире, а в комнате умирающего.
Но если в раннем Средневековье последняя агония умирающего в своей комнате воспринималась как явление обыденное, то теперь сама комната становилась сценой великого театра, подмостками космической драмы. В центре этой драмы — умирающий, его жизнь, страсти, мысли и поступки. Вокруг него собирается судебное заседание с участием святой Троицы, девы Марии, ангела-хранителя, небесного воинства, Сатаны и армии бесов.