Вам не страшно? И мне не страшно. Страшно будет потом. Живым.
Александр Блок, 1921 год

Обложка первого издания поэмы (1918)

Время действия поэмы «Двенадцать» нетрудно восстановить по нескольким строчкам. Более того, для современного читателя поэма нуждается в подобного рода историческом комментарии.

Вся власть Учредительному Собранию!

Учредительное Собрание — это парламентское учреждение. Такие плакаты эсеры вывесили на улицах города 3 и 4 января 1918 г.

Идут двенадцать человек

Речь о дозорах красногвардейцев после Октябрьского переворота, которые постоянно несли караульную службу. Статья из энциклопедии для тех, кто не знает об этом:

Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983. С. 298—299.

Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!

9 января, в день тринадцатой годовщины «Кровавого воскресенья», защитники Учредительного собрания готовили новое выступление:

При малейших попытках контрреволюционного мятежа революционные караулы будут действовать со всей решительностью <...> Граждане, никаких выступлений, самосудов, выстрелов. Советская власть ждет от вас выдержки, спокойствия, твердости

Листовки петроградских большевиков, 1917—1920.

Ужь я темячко Почешу, почешу...

На воровском жаргоне «почесать темя» значит «убить».

Ю. Анненков. Иллюстрация к поэме «Двенадцать»

Дискуссия исследователей по поводу трактовки финала поэмы «Двенадцать» в журнале «Знамя» обязательна для прочтения. Кратко обозначим основные позиции спорящих.

С. Аверинцев

Исследователь считает, что финал поэмы невозможно трактовать без учета антихристианской морали, восходящей к философии Ф. Ницше («Так говорил Заратустра»):

Во-1-х, нет ни малейшей возможности не учитывать антихристианской константы блоковского творчества, с такой силой выраженной, скажем, в стихотворении «Не спят, не помнят, не торгуют...». Как само собой разумеется в кругу его культуры, константа эта была более или менее ницшеанской.

К. Азадовский

Настаивает на том, что поэма «Двенадцать» не столько историческая, сколько религиозная. Такой вывод он делает на основе внимательного анализа образа Христа:

Поэма «Двенадцать» долгое время воспринималась как «революционная», что до известной степени справедливо; но именно этот общественный резонанс приглушил для многих современников Блока, вовлеченных в водоворот роковых событий, ее более глубокое, подлинное и трагедийное звучание. Фигура Христа в финале поэмы, ведущего под «кровавым флагом» двенадцать «красных апостолов» и тем самым освящающего террор и убийство, казалась немыслимым кощунством. Конечно, так и есть, если взглянуть на «Двенадцать» в исторической перспективе. Однако «Двенадцать» — произведение историческое лишь на поверхности. Ибо история растворена здесь в мифе.

Д. Магомедова

Связывает сюжетную линию Петрухи с образом Христа в финале поэмы:

Известно, что в черновике против этой главы Блок записал: «И был с разбойником. Было двенадцать разбойников». Комментарий усматривает в этой записи и отсылку к Евангелию от Луки (история о двух распятых с Христом разбойниках, один из которых проявил сострадание к мукам Спасителя и был прощен), и к балладе Некрасова «О двух великих грешниках» («Кому на Руси жить хорошо»), где тоже идет речь о раскаявшемся и прощенном разбойнике.

В контексте этого евангельского сюжета, как мне кажется, и прочитывается смысл появления Христа перед красногвардейцами в финале поэмы. Это не благословение происходящего, не «освящение» стихийного разгула страстей, а изгнание бесов, преодоление стихийного аморализма, залог будущего трагического катарсиса для героев поэмы. Но появляется Он только в ответ на раскаяние Петрухи, на его жалость к бессмысленно убитой Катьке, на воспоминание о любви, на его почти неосознанное душевное движение навстречу Спасителю.

С. Лесневский

Так что почти в каждом (серьезном) толковании блоковского Христа есть своя доля правды, но вся правда только в совмещении многого, в том числе и несовместимого.

Ваша аргументированная точка зрения (согласие или несогласие с вышеизложенными позициями) будет особенно интересна на экзамене.