Путешествие А. Н. Радищева
Цикл заметок про А. Н. Радищева. Часть 2
Цикл заметок посвящен Александру Николаевичу Радищеву (1749—1802), охватывает разные этапы его творческой и человеческой судьбы. Заметки написаны для школьников и студентов, изучающих русскую литературу.
После перевода книги Мабли Радищев пишет свое первое художественное произведение — «Дневник одной недели». По сути, это одно из первых сентиментальных произведений в России. В центре «Дневника» находится духовно потрясенная личность, запись постоянно меняющихся душевных состояний человека, который пристально вглядывается в жизнь своего сердца.
«Дневник» проникнут глубочайшим несогласием Радищева с идеями Руссо. Читая его работы, Радищев начинал понимать, как именно теория французских просветителей в русских условиях оказалась основой деспотической политики Екатерины II. Руссо, известный широкой публике педагогическим романом «Эмиль, или о воспитании», высказывает мысль об антиобщественной природе человека. Французский мыслитель ведет речь о воспитании человека в полной изоляции от общества для того, чтобы в уединении он раскрыл все свои лучшие душевные качества, заложенные в нем от природы, смог сформировать себя как цельную личность. Уводя человека от мира, Руссо указывал на возможность найти счастье внутри себя.
Художник Морис Кантен де Латур, 1753
Радищев же в «Дневнике» сразу заявляет: «Как можно человеку быть одному, быть пустыннику в природе!» Перед нами обоснование несостоятельности теории уединения. Начинается «Дневник» с того, что герой остается один после уезда друзей. Вот первые строки: «Уехали они, уехали друзья души моей в одиннадцать часов поутру...» И далее следует первая реакция: «Везде пусто — усладительная тишина! вожделенное уединение!»
Задача Радищева — показать пагубность уединения и одиночества. Вот первые признаки этой пагубности в первый день:
Не мог я быть один, побежал стремглав из дома и, скитаясь долго по городу без всякого намерения, наконец возвратился домой в поту и усталости. — Я поспешно лег в постелю, и — о, блаженная бесчувственность! едва сон сомкнул мои очи, — друзья мои представились моим взорам, и, хотя спящ, я счастлив был во всю ночь: ибо беседовал с вами.
На второй день:
Но я один, — блаженство мое, воспоминание друзей моих было мгновенно, блаженство мое было мечта.
На третий день уже в панике герой Радищева задается вопросом: «Но где искать мне утоления хотя мгновенного моей скорби? Где?» и дает на него ответ в духе Руссо: «Рассудок вещает: в себе самом». Но в том и подвох, что этот ответ не облегчает жизни и влечет новое разочарование: «Нет, нет, тут-то я и нахожу пагубу, тут скорбь, тут ад». Тогда герой отчаянно бежит к людям — «в сад, общее гульбище».
Потрясающая внутренняя борьба. Герой уговаривает себя насладиться уединением и одновременно томится им, одновременно бежит сам от себя. И с каждым днем он всё отчетливее понимает, что одиночество — «се смерть жизни, се смерть души». Счастье и блаженство — там, где заканчивается одиночество. Герой бежит из дома, из уединения — оттуда, куда наоборот зовет теория Руссо. В конце дневника друзья возвращаются, и герой бежит навстречу карете: «О блаженство! друзья мои возлюбленные!.. Они!.. Они!..»
Таким образом, «Дневник» противопоставляет идею уединения Руссо другой идее — идее общежительства. Убедительность доводам Радищева придает психологическая глубина изображаемых им состояний героя. Но этот герой, вместе с тем, дан вне социальной среды и общественной жизни. Радищеву еще предстояло разработать позитивную политическую программу превращения литературы в орудие политической борьбы. Именно поэтому он не спешит публиковать свое произведение в 80-е годы.
В 1780 году Радищев начинает работу над «Словом о Ломоносове». Оно связано с «Дневником одной недели». Давайте сравним эти два произведения.
В «Дневнике» имеется глава «Четверток», в которой герой посещает кладбище. Традиция европейского сентиментализма рассматривает кладбище как место вечного упокоения и избавления от земных страданий. Размышля о смерти, герой в сентиментальной литературе раскрывал всю глубину своего внутреннего мира. И вроде бы радищевский герой следует этой традиции:
На месте сем, где царствует вечное молчание, где разум затей больше не имеет, ни душа желаний, поучимся заранее взирать на скончание дней наших равнодушно, — я сел на надгробном камне, вынул свой запасной обед и ел с совершенным души спокойствием; — приучим заранее зрение наше к тленности и разрушению, воззрим на смерть, — нечаянный хлад объемлет мои члены, взоры тупеют. — Се конец страданию.
Но на этом следование традиции и заканчивается. Герой тут же восклицает, словно пробуждаясь от кошмарного сна:
Мне умирать? Мне, когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни!.. Друзья мои! вы, может быть, уже возвратилися, вы меня ждете; вы сетуете о моем отсутствии, — и мне желать смерти? Нет, обманчивое чувствие, ты лжешь, я жить хочу, я счастлив.
Герой возмущен против индивидуалистической догмы, он бунтет за здоровую любовь к жизни и, более того, страсть к ней. Именно этот бунт и рождает «Слово о Ломоносове». Герой бродит по городу и заходит на кладбище:
Художник Н. Кисляков, 1963
Историко-мемориальный музей М. В. Ломоносова
Ворота были отверсты. Я вошел... На сем месте вечного молчания, где наитвердейшее чело поморщится несомненно, помыслив, что тут долженствует быть конец всех блестящих подвигов...
Но вместо того, чтобы задумать о смерти, герой замечает, что кладбище переполнено пышными памятниками. Он проходит мимо гробниц, останавливается перед памятником русскому поэту, задумывается о его судьбе и вечной славе. Герой Радищева осознает величие Ломоносова, находя в нем меру ценности русского человека. Его духовное богатство сокрыто не в чувствах умершего, а в сделанном им для отечества: жажда науки, изучение языков, математики, логики, химии, физики, словесности; преобразование русского стихосложения, создание грамматики, риторики, распространение знаний; художественные произведения, созданные на обновленном языке — всё для того, чтобы «сообщить согражданам своим жар, душу его исполнявший». Но... эти достоинства патриота для Радищева выглядят недостаточными. В чем же состоит неполнота патриотизма Ломоносова? Радищев скорбит, что этот великий человек «льстил похвалою в стихах Елизавете» и не противостоял «губительству и всесилию», не защитил своим словом русского человека. Упрек Ломоносову состоит в том, что он ничего не сделал для духа вольности.
Санкт-Петербург, Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры
В 1782 году Радищев напишет «Письмо другу, жительствующему в Тобольске» об открытии памятника Петру I работы Фальконе. Торжественность момента заставляет вспомнить о лучших заслугах русского правителя:
Крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои намерения; змея, в пути лежащая, — коварство и злоба, искавшие кончины его за введение новых нравов; древняя одежда, звериная кожа и весь простой убор коня и всадника суть простые и грубые нравы и непросвещение, кои Петр нашел в народе, который он преобразовать вознамерился; глава, лаврами венчанная, победитель бо был прежде, нежели законодатель; вид мужественной и мощной и крепость преобразователя, простертая рука, покровительствующая, как ее называет Дидеро, и взор веселый, — суть внутреннее уверение, достигшее цели, и рука простертая являет, что крепкие, муж, преодолев все стремлению его простившиеся пороки, покров свой дает всем, чадами его называющимися.
Величественно, не так ли? Но дальше внезапное продолжение:
Но за что он может великим называться? Александр, разоритель полусвета, назван великим; Константин, омывайся в крови сыновей, назван великим; Карл первой, возобновитель Римския империи, назван великим; Лев, папа римский, покровитель наук и художеств, назван великим...
Описание происходившего на Сенатской площади 7 августа того же года переходит в упрек другому великому человеку — на этот раз Петру I. Удивительный и великий русский царь, много сделавший для России, по мнению Радищева, ничего не сделал для освобождения народа, поскольку был самодержцем:
Он мертв, а мертвому льстити не можно! И я скажу, что мог бы Петр славнея быть, возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную; но если имеем примеры, что царя оставляли сан свой, дабы жить в покое, что происходило не от великодушия, но от сытости своего сана; то нет и до скончания мира примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти, седяй на престоле.
Гравюра А. К. Мельникова с рисунка А. П. Давыдова, 1782
Здесь Радищев формулирует истинную ценность человеческой личности: утверждение вольности и борьба за освобождение крестьян от рабства, за свободу сограждан. В этой борьбе он видит смысл патриотического служения отечеству. Так в сознании писателя патриотизм и революционность сливаются воедино.
Художник остается верен сделанному еще в Лейпциге открытию: человека воспитывает жизнь. Это открытие диктует ему замысел глав «Путешествия из Петербурга в Москву», каждая из которых будет построена на зарисовках действительности и следующих за ними рассуждениях. Причем сначала герой сталкивается с ложными представлениями о действительности, которые рушатся и сменяются группой фактов, формирующих новое сознание путешественника. Заблуждающийся герой сталкивается с действительностью, которая вступает в противоречие с его убеждениями. Вот, например, фрагмент из главы «Любани»:
— Ты, конечно, раскольник, что пашешь по воскресеньям?
— Нет, барин, я прямым крестом крещусь, — сказал он, показывая мне сложенные три перста. — А бог милостив, с голоду умирать не велит, когда есть силы и семья.
— Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты и воскресенью не спускаешь, да еще и в самый жар?
— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину; да под вечером возим вставшее в лесу сено на господский двор, коли погода хороша; а бабы и девки для прогулки ходят по праздникам в лес по грибы да по ягоды. <...> Голый наемник дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; все работай на него, для того что он подушные платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика хотя можно пожаловаться, а на наемника кому?
— Друг мой, ты ошибаешься, мучить людей законы запрещают.
— Мучить? Правда; но небось, барин, не захочешь в мою кожу. — Между тем пахарь запряг другую лошадь в соху и, начав новую борозду, со мною простился.
Разговор сего земледельца возбудил во мне множество мыслей.
Читатель вслед за героем, познавшим свои политические заблуждения, должен изменить свои взгляды на действительность, что ведет к нравственному преображению. Вот живет случайный человек, который верит в мудрость и справедливость екатерининских законов, видит в ней достойного правителя. Этот человек выезжает из столицы и словно попадает в другой мир. Дорога оказалась намного хуже, чем о ней писали; после встречи с крестьянином он удивлен, что тот работает шесть дней на барщине; поражен диким произволом, находящим опору в законах. Жизнь вывернута наизнанку.
Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала.
И далее:
Повесть спутника моего тронула меня несказанно. Возможно ли, говорил я сам себе, чтобы в толь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости? Возможно ли, чтобы были столь безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования) отнимали у людей имение, честь, жизнь?
Художник А. Н. Самохвалов
Рождается последняя надежда — открыть глаза правителю на происходящее в его стране. Одержимый этой идеей, путешественник засыпает. Во сне он превращается в царя, сидящего на престоле. Вокруг него всё «листало лучезарно», утопало в роскоши. На голове монарха «венец лавровый», под руками у него две книги — закон милосердия и закон совести. Им сделано многое: «он усмирил внешних и внутренних врагов», «он обогатил государство», «он любит науки и художества», «поощряет земледелие», «он умножил государственные доходы, народ облегчил от податей, доставил ему надежное пропитание» и т. д. Сам список должен был напомнить читателю то, что перечислялось в екатерининских манифестах. Нетрудно догадаться, что речь идет не о случайном «султане», а о Екатерине. Отсюда сатирическое звучание сна в целом. Екатерина и сама поймет это, когда будет читать «Путешествие...», на полях которого она гневно напишет: «Враль», «страницы написаны в возмутительном намерении». Что же в этом сне «возмутительного»?
Во сне к монарху подходит Истина, которая снимает пелену с глаз:
Я есмь Истина. Всевышний, подвигнутый на жалость стенанием тебе подвластного народа, ниспослал меня с небесных кругов, да отжену темноту, проницанию взора твоего препятствующую. Я сие исполнила. Все вещи представятся день в естественном их виде взорам твоим. <...>
Если из среды народныя возникнет муж порицающий дела твоя, ведай, что той есть твой друг искренний. Чуждый надежды мзды, чуждый рабскаго трепета, он твердым гласом возвестит меня тебе.
Происходит чудо: монарх прозрел и «вострепетал», увидев себя, погрязшего «в тщеславии и надутом высокомерии». «Одежды его, столь блестящие, оказались замараны кровью и омочены слезами». Министры оказались коварными обманщиками и злодеями. Военачальники «утопали в роскоши», «воины умирали от небрежения начальников». Правитель увидел всё: злодейство, корысть, бедственное положение своего угнетенного народа в годы своего правления. Сон становится резкой и беспощадной сатирой. Но сквозь эту сатиру «мерцает» еще одно заблуждение — и на этот раз не правителя, а самого путешественника, который надеется, что после того, как Екатерина узнает о происходящем, то изгонит плохих министров, обрушит ярость на тех, кто обманывал ее и причинил столько страданий народу. И этот предполагаемый сценарий также оказывается иллюзией. Вот почему перед нами именно сон! Сценарий, в котором правитель узнает правду и сокрушает виновных, возможен только во сне, а не в реальной действительности. И путешественник постепенно осознает утопичность своих взглядов:
Властитель мира, если, читая сон мой, ты улыбнешься с насмешкою или нахмуришь чело, ведай, что виденная мною странница отлетела от тебя далеко и чертогов твоих гнушается.
В одной из глав Крестьянкин рассказывает герою историю своего противостояния системе крепостного государства. Очевидная справедливость была на стороне обвиняемых крестьян. В ход против них были пущены и угрозы, и подкуп. Произошел не справедливый, а классовый суд, в котором были соблюдены только интересы дворян. В результате Крестьянкина, который пытался протестовать, объявили опасным человеком и вынудили подать в отставку. Узаконенная несправедливость происходит на глазах у всех, в том числе правителей. После того, как герой узнал об этой истории, он впал в глубокую задумчивость. Перед ним уже не разрозненные факты, а живой человек, на своем опыте убежденный в том, что мир полон пороков и несправедливостей, и в то же время верующий, что нет смысла в одиночной борьбе. Получается, что если есть люди честные и мужественные, которые могут восстать против несправедливости, то каков же он сам? Он заглядывает в самого себя глазами Крестьянкина и с ужасом видит, что моральная грязь общества присуща и ему, члену этого общества. Происходит нечаянное прозрение:
Нечаянный хлад разлился в моих жилах. Я оцепенел. Казалося мне, я слышал мое осуждение. Воспомянул дни распутныя моея юности Привел на память все случаи, когда востревоженная чувствами душа гонялася за их услаждением, почитая мздоимную участницу любовные утехи истинным предметом горячности. Воспомянул, что невоздержание в любострастии навлекло телу моему смрадную болезнь...
Это прозрение ведет героя к двум решающим встречам: с крестецким дворянином и с автором проекта освобождения крестьян. Оба понимают главное: дело не в частных неустройствах, а в системе рабства в целом:
Правила общежития относятся ко исполнению обычаем и нравов народных, или ко исполнению закона, или ко исполнению добродетели. Если в обществе нравы и обычаи не противны закону, если закон не полагает добродетели преткновений в ее шествии, то исполнение правил общежития есть легко. Но где таковое общество существует? Все, известные нам, многим наполнены во нравах и обычаях, законах и добродетелях противоречиями. И оттого трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся в совершенной противоположности.
Как это современо! Российские законы противоречат народным обычаям и добродетелям. Отсюда все бедствия народа любой страны и государства. И потому государственная служба развращает служащих, делая их жестокими исполнителями воли министров и вельмож.
Оба героя намечают единственно верный путь спасения — ликвидация гибельного для России крепостного права, освобождение крестьян. В этом вопросе Радищеву чужда утопическая надежда на монарха. Об этом он догадывался уже в «Письме другу», когда в мыслях о Петре I пришел к выводу, что царь, восседая на престоле, не сможет ничего сделать для народа. Писатель начинает разработку теории русской революции.
Идея освобождения миллионов крепостных крестьян заставляет героя порвать с дворянской средой и почувствовать себя по-настоящему одиноким среди других дворян. Он ощущает политическую необходимость перехода дворянских революционеров на сторону народа. Эта вера в переустройство русского общества делает «Путешествие из Петербурга в Москву» не только памятником личного мужества и героизма, но и документом эпохи, отразившим ее идейные искания и мировоззрение.
Готовя свои произведения, Радищев знал: за каждое из них он может быть арестован и судим. В 1789 году он открывает свою типографию и печатает в ней революционные книги. Каждую минуту он готов к расплате за свою смелость, к расплате за свой подвиг.
Первые 25 экземпляров книги Радищев отдал знакомому продавцу книг. «Путешествие» вышло в продажу. Несколько книг автор раздал знакомым и друзьям, в том числе Державину. За месяц была распродана первая партия книг. По городу пошел слух, что в Гостином дворе продается какое-то «Путешествие», в котором царя грозят плахой. И требовали новых экземпляров.
Книга дошла до Екатерины. Кто-то принес ее ей на стол. Ярость Екатерины после прочтения была невероятной. Об этом свидетельствует секретарь правительницы А. В. Храповицкий (1749—1802). Вот страницы его дневника.
«Сказать изволила, что он бунтовщик, хуже Пугачева». Был отдан приказ разыскать автора. Радищева предупреждают о распоряжении императрицы, и он уничтожает все свои бумаги, сжигает книгу и ожидает ареста. Мучили только мысли о детях. Жена умерла в 1783 году. Оставить их было не на кого. Разве что сестра жены — Елизавета Рубановская. Но что будет с окончательно осиротевшими детьми? Какая судьба их ждет?
Книгопродавца арестовали. Через несколько дней пришли и к Радищеву с ордером на арест. Из дома его увезли прямо в Петропавловскую крепость в руки начальнику тайной канцелярии Шешковскому. За жестокость его прозвали «кнутобойцем». Екатерина тем временем читала и перечитывала «Путешествие», в ярости оставляя в нем заметки и вопросы на полях. Следствие по делу Радищева она вела сама.
Чем дальше она читала книгу Радищева, тем все больше и больше впадала в ярость. Ей казалось, что это самая неслыханная по дерзости книга в мире, пропагандирующая крестьянскую революцию. Не стоит забывать, что за спиной у Екатерины было подавленное Пугачевское восстание, после которого она считала, что раз и навсегда покончила с бунтарскими настроениями. Отгремела война в Америке, прошла революция во Франции — всё это не очень ее интересовало. Ей казалось, что подобного в России точно не случится. И вдруг появляется человек, который пишет и издает подобную книгу.
radischev.lib.tomsk.ru
Следствие шло две недели. Радищева допрашивали по поводу сообщников, считая его организатором заговора. Зачем написал книгу? Зачем грозил царю? Зачем полагал надежду на бунт мужиков? Радищев категорически отрицал наличие сообщников, всю вину взял на себя. Если от вопроса было не уйти, то коротко отвечал, что ошибался. Его прижимали к стенке, цитировали его же строки из книги, спрашивая: «Что разумеете под словами: „Свободы ожидать должно от тяжести порабощения“?», на что он отвечал теми же словами. Екатерина отдала Радищева под суд, сразу же отметив, что ожидает «справедливого приговора» — смертной казни. Ее замечание будет услышано чиновниками.
Ожидая подобного приговора, Радищев пишет завещание своим детям, чтобы донести до них последнее наставление:
Свершилося!
Если завещание сие, о возлюбленные мои, возможет до вас дойти, то приникните душею вашею в словеса несчастного вашего отца и друга и внемлите.
Помните, друзья души моей, помните всечасно, что есть бог, и что мы ни единаго шага, ниже единыя мысли совершить не можем не под его всесильною рукою. Помните, что он правосуден и милосерд, что доброе дело без награды не оставляет, как и без наказания худое. И так всякое дело начинайте, призвав его к себе в помощь, и прибегайте к нему теплыми молитвами. О, коликое утешение в нем обрящете!
Завещание детям (25 июля 1790 г. Из Петропавловской крепости)
Бумаги передают Екатерине. Ей остается только подписать приговор Уголовной палаты. Но она этого не делает и задерживает подписание на две недели. Почему? Она присматривается к происходящему в русском обществе, понимая, что время достаточно грозное. Во Франции бушует революция, да и в России неспокойно из-за неудачной войны со Швецией. Люди в курсе происходящего. И тут смертная казнь за разрешенную цензурой книгу. Екатерина боялась, что ее приговор не будет одобрен. И поэтому решила проявить демонстративный либерализм, чтобы получить одобрение дворян. Она издает именной указ Сенату о замене Радищеву смертной казни ссылкой в Илимск. Расчет простой: Екатерина надеялась, что писатель вряд ли вернется живым после многолетнего пребывания в Сибири. Скорее всего он умрет в пути.
radischev.lib.tomsk.ru
Радищева заковывают в кандалы и отправляют по этапу. Впереди 6788 верст и 480 дней пути. По пути в Илимск Радищев сочиняет строки, которые мы вспоминали в самом начале:
Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? —
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Замысел Екатерины убить Радищева тяжестью пути не исполнится. Граф А. Воронцов, глубоко уважавший Радищева, добился приказа снять кандалы, помогал сосланному в пути и во время пребывания в Илимске. Начиналась новая жизнь.
Конец второй части