Елена Блаватская (1831—1891) — огромное и непостижимое явление в мировой культуре. Ее мистические учения раз за разом убеждали людей в том, что сверхъестественное куда роднее и ближе человеческой душе, чем окружающий нас мир. Знакомство с ее работами — это усилие приоткрыть видимые покровы мироздания на пути к высшей мудрости.

В древнеиндийских учениях Вишну Пурана есть представление о человеческой истории как о смене юг (эпох, циклов развития). Согласно учению Вишну, на земле установился Черный век — Кали-юга. В «Тайной доктрине» Блаватская цитирует фрагмент этого учения, который и сегодня может быть применен к современной исторической ситуации:

Будут современные монархи, царствующие на Земле, царями грубого духа, нрава жестокого и преданные лжи и злу. Они будут умерщвлять женщин, и детей, и коров; они будут захватывать имущества своих подданных [или, по другому переводу, будут захватывать чужих жен]; власть их будет ограничена… жизнь кратка, желания ненасытны… Люди разных стран, смешиваясь с ними, последуют их примеру; и варвары будут сильны [в Индии], покровительствуемые принцами, тогда как чистые племена будут заброшены; народ будет погибать [или, как говорит комментатор: «Mlechchha будут посередине, а арийцы на конце»]. Богатство и благочестие будут уменьшаться день за днем, пока весь мир не будет развращен… Лишь имущество будет давать положение; богатство будет единственным источником почитания и преданности; страсть будет единственною связью между полами; ложь будет единственным средством успеха в тяжбе; женщины будут лишь предметом чувственного наслаждения… [Внешний облик будет единственным отличием разных ступеней жизни]; нечестность (anyâya) будет [общим] средством существования; слабость — поводом к зависимости; угроза и самомнение заменят знание; щедрость будет называться [благочестием]; богач будет считаться чистым; обоюдное согласие заменит брак; тонкие одежды будут достоинством… сильнейший будет властвовать… народ, не будучи в состоянии выносить тяжести налогов [кхарабхара], будет спасаться в долины… Так, в Кали Юге разложение будет неукоснительно протекать, пока человеческая раса не приблизится к своему уничтожению [Пралайи]. Когда… конец Кали Юги будет совсем близок, часть того божественного Существа, который существует в силу своей собственной духовной природы [Калки Аватара]… сойдет на Землю… одаренный восемью сверх-человеческими способностями… Он восстановит справедливость (праведность) на Земле, и умы тех, кто будут жить в конце Кали Юги, пробудятся и станут так же прозрачны, как хрусталь. Люди, которые будут так преображены… явятся семенами человеческих существ и дадут рождение расе, которая будет следовать законам Века Крита [или Века Чистоты]. Как сказано: «Когда Солнце и Луна, и [лунный астеризм] Тишья и планета Юпитер будут в одном доме, тогда Крита [или Сатья] Век вернется…».

Блаватская говорит об ужасном веке: земля словно затягивает человека, который на своем пути утратил истинную цель. Он «шарахается» из стороны в сторону, не может стоять твердо на месте. После смерти матери Блаватская видит сны. Ей снятся тупые лица палачей, убивающие людей. Она знала, что это пророческие сны, которые воплотятся во всемирной бойне…

Мадрас, Адьяр (пригород Ченнаи)

Вера Петровна — сестра Блаватской — пишет в воспоминаниях о детстве:

Теперь надо еще сказать, что бабушку мы всегда называли бабочкой, почему — сама не знаю… Вероятно, объяснение этому прозванию находилось в том, что бабушка, очень умная, ученая женщина между прочими многими своими занятиями любила собирать коллекции бабочек, знали все их названия и нас учила ловить их. Оба они, и дедушка, и бабушка ничего не жалели, чтобы тешить и забавлять нас. У нас всегда было множество игрушек и кукол; нас беспрестанно возили кататься, водили гулять, дарили нам книжки с картинками. <…> Дом дедушки, который я ночью приняла за фонарь, был в самом деле большой дом, с высокими лестницами и длинными коридорами. В нижнем этаже жил сам дедушка и помещалась его канцелярия. В самом верхнем были спальни: и бабушки, и тетины и наши. В среднем же почти никто не спал; там все были приемные комнаты, — зала, гостиная, диванная, фортепьянная.

Интересно, что в детской не было другого света, кроме огня из широкой русской печи. Сестры любили слушать сказки, которые им рассказывала крепостная няня, возле печи. Комната озарялась «скачущими» отсветами пламени, превращавшимися в причудливые тени и отсветы. В такт пламени звучит голос няни, которая воспитала два поколения и рассказывала детям о злой ведьме и Иванушке… Когда догорал огонь, наступала темнота. Дети вглядывались в нее и их зрение невольно «расширялось», они ощущали присутствие рядом другого — таинственного мира.

Елена Петровна любила загадочное непостижимое небо, голубую бездну вечности. Неспроста ведь с детских лет ее преследовали видения лесов тридесятого царства…

В молодости Елену Петровну мучила окружающая ее двойственность жизни. Ее семья и близкие внушали ей отвращение к светской жизни. С другой стороны, они обязаны были поддерживать ее. Идеалы и жизнь сильно расходились в понимании этих людей. Что было вокруг? Вокруг были балы, там было весело, Елену тянуло туда. Но одновременно она понимала, что если она увлечется светской жизнью, то навсегда утратит свои сны, видения, внутренние голоса.

В Елене жило то, чего не было у окружающих ее людей: готовность поступить наперекор здравому смыслу. Так сделала ее прабабушка: бросила детей и любящего мужа, умчалась на двадцать лет неизвестно куда и непонятно с кем. Никто не знал, почему она так сделала. И только Елена догадывалась, прикинув возможность повторить этот поступок на себя: прабабушка, как и Елена, слышала Космос, ощущала неизведанные дали мироздания и следовала Голосу, который говорил с ней.

Недоверие к светской жизни и к устоявшимся «традициям» росло в Елене. Спустя много лет она утверждала, что всегда ненавидела наряды, украшения, цивилизованное общество, балы и парадные залы. В «Личных мемуарах» Блаватской читаем:

Когда мне исполнилось 16 лет, меня заставили однажды пойти на большой бал у царского наместника Кавказа. Мои протесты никто не хотел слушать, и мне сказали, что велят прислуге насильно меня одеть, вернее раздеть, соотвественно моде. Тогда я умышленно сунула ногу в кипящий котел и потом должна была 6 месяцев сидеть дома. Как я говорила вам, во мне нет никакой женственности. Если бы в моей юности какой-то молодой человек посмел заговорить со мною о любви, я застрелила бы его, как собаку, стремящуюся меня укусить.

Мэри К. Нэф. Личные мемуары Е. П. Блаватской / пер. с англ. Л. Крутиковой и А. Крутикова.

Особое впечатление на Блаватскую в молодости произвела встреча с молодым князем Александром Голицыным.

— Я мучаюсь в догадках по поводу ваших необыкновенных способностей. Кое-что до меня доходит. Правда ли, что вы сомнамбула и к тому же ясновидящая? Вы, конечно, слышали об Атлантиде? О ней упоминал еще Платон. Находятся люди, которые считают миф об Атлантиде вздорной сказкой. В лучше случае — занятной легендой. Что же касается меня, само это слово вызывает во мне трепет. Не стоит бояться легенд. Они — противоядие засасывающей скуке жизни. Вы верите, что существует неумирающая, проходящая через столетия память поколений?

— Да, — чуть слышно отозвалась она. — Я знаю об этом.

— Вообще-то настоящие открытия строятся не на логике, а на откровении, на догадках и домыслах, на снах, в конце концов. Вы согласны со мной?

Она утвердительно кивнула головой.

— Память поколений, — тихо проговорил князь, — обширнее и точнее всего, что написано рукой человека. В какой-то степени эта память отражается в преданиях, заговорах и поверьях, в мифах и сказках. Но лишь частично. Преемственность тайного знания сохраняют, берегут от уничтожения временем посвященные: от жрецов Атлантиды и греческих иерофантов до египетских коптов и индусских святых.

Она взглянула на него с легким беспокойством и простодушно спросила:

— Князь, вы маг?

Он не ответил, пристально изучая комбинацию веток и камней, лежащую в уродливой неподвижности. Эта застылая неживая груда сдвинулась и затрепетала столь неожиданно и тревожно, что она, испугавшись, вскрикнула.

— Атлантида, как вы знаете, была огромным материком, размерами больше Азии и Африки вместе взятых. Катастрофа случилась в связи с каким-то космическим катаклизмом, чему предшествовали мощнейшие землетрясения. Разверзлась земля, и богатая цветущая страна провалилась на дно моря. — Он говорил уверенно, без тени сомнения в голосе, словно был уцелевшим свидетелем происшедшего. — Сообщение Платона об Атлантиде облечено в форму мифа о «Солнечном острове», на котором в далекие времена процветало могущественное Государство Солнца с развитым культом бога морских пучин Посейдона и авторитарной теократией. И Христофор Колумб, и испанец Писарро усматривали остатки погибшей в океанской пучине Атлантиды в открываемых ими землях.

— Князь, я поняла, что Атлантида существовала в те времена, когда человечество было единым, не разделенным географически и этнографически. Отсюда и общая форма пирамид, и совпадение многих культов, религиозных эмблем и символов у разных народов.

— Вы умница! — Голицын коснулся рукой ее волос. — Вы достаточно образованная девушка и должны поэтому знать об удивительном сходстве в названиях явлений и символов культа. Например у семитов Передней Азии и тихоокеанских полинезийцев. Должен заметить, вопросов, связанных с Атлантидой, возникает довольно-таки много.

Вскоре Блаватская стала понимать, что всё, о чем говорит ей Голицын, узнано им из разных книг, из тех же самых, что прочитала она. Но она прочитала таких книг намного больше, чем он. А он выглядел в ее глазах самонадеянным, самовлюбленным. Она сомневалась, что увлечет его собой.

На фотографии Блаватской 39—41 год.

Елена Петровна тяжело переживает уезд Голицына. Она дает согласие на брак со стариком Блаватским. Это был отчаянный шаг. Он стал вызовом новой гувернантке-француженке, которая надоедала ей угрозами, что та останется старой девой. К тому же ее вдовствующий отец женился во второй раз на красивой и молодой графине Ланге. В то время на Блаватскую произвела впечатление также и встреча с Ниной Чавчавадзе — вдовой Александра Грибоедова.

Много лет спустя в письме А. М. Дондукову-Корсакову в 1882 году Блаватская так объяснит свое согласие стать женой Блаватского: «Знаете, почему я вышла за старика Блаватского? Да потому, что в то время, когда все молодые люди смеялись над „магическими“ предрассудками, он в эти предрассудки верил! Он так часто говорил мне о эриваньских колдунах, о тайных науках курдов и персов, что я решила использовать его как ключ к этим знаниям. Но его женой я никогда не была, и я не перестану клясться в этом до самой смерти. Никогда я не была „женою Блаватского“, хотя и прожила с ним год под одной крышей».

Блаватская Е. П. Письма друзьям и сотрудникам. М., 2002. С. 250.

Изида

Блаватская путешествует по Египту. Ей запомнилась египетская Книга мертвых, которая ей казалась похожей на христианские Откровения. Эта параллель преследовала ее всё чаще и чаще. Она всей душой верила в предание об Атлантиде. Она хотела обнаружить тайные летописи древних мудрецов, которые связаны с ключевым камнем древних построек. На нем написаны священные непроизносимые буквы. Каждая из этих букв представляла одно из божественных имен, начертанных знаками-эмблемами, о которых знали первые франкмасоны… Эти поиски приведут Блаватскую к особому пониманию Христа: не как в Иисуса из Назарета, а как в безличное божество. Иными словами, для нее Кришна или Будда были тем же, что и Христос. Она дерзнет утверждать, что христианское учение исковеркано Церковью. Христос, по ее мнению, обозначает «проявленный свет», а не «помазанник», как переиначили это имя греческие отцы Церкви, отождествив его с еврейским «мессия». Постепенно в ее сочинениях образ Изиды как древнеегипетской богини плодородия, воды и ветра, символ женственности и семейной верности совместится с христианским образом Девы Марии. Так рождается ее труд «Изида без покрова». В нем Блаватская излагает теософское учение, восходящее к культу Майтрейи — будды грядущего исторического цикла.

Имя Блаватской связано прежде всего с созданием и укреплением так называемого Теософического общества. Его филиалы возникли в разных странах. Уже создав его, в 1879 году, она пишет А. С. Суворину: «Совсем я не спиритка и против материализующихся бабушек и усопших тещей восстаю всеми силами. Наше Общество воюет против спиритуалистов более четырех лет».

Субба Роу Т., Баваджи, Е. П. Блаватская

На тот момент Теософическое общество насчитывало 79 членов, причем «все они — люди образованные и почти все — скептики, горящие желанием убедиться в великой истине бессмертия, жаждущие взаимной духовной работы по отделению Божественных зерен от плевел, стремящихся сами убедиться и доказать окружающим, что существует мир развоплощенных духов, состоящий из освобожденных душ, которые трудятся во имя совершенствования и очищения, дабы подняться еще выше и приблизиться к Великому Божественному Источнику — Богу, Великому Принципу, чистому и незримому».

Блаватская Е. П. Письма друзьям и сотрудникам. М., 2002. С. 155—156.

В основу теософии Блаватской лег ее личный миф. На него влияло чтение книг Павла Долгорукого, согласно которому, группа тайных наставников руководит духовным становлением человечества. Блаватская возводила эту мифологему в абсолют, применяя на всё, что ее окружает. Всё это формировало в ее сознании миф о тайных наставниках, которыми она и ее последователи считали «восточных адептов», которые «превратились» в «тибетских махатм». Блаватская настойчиво заставляла многих людей, чаще всего христиан по вероисповеданию, принять основные понятия индуизма и тибетского буддизма — двух религиозных систем. Эта мудрость была призвана преобразить мир. Блаватская говорила: «Наше Теософическое Общество — это Великая Республика Совести, а не прибыльное мероприятие».

Блаватская писала «Тайную доктрину» 4 года. Верстку книги она получила осенью 1888 года в Лондоне. Она была убеждена, что эта книга не принесет ей прижизненной славы — успех «Тайной доктрины» она предощущала в следующем веке.

«Тайная доктрина» была рождена необходимостью Теософического общества иметь монументальную книгу по оккультизму. Это огромная книга была призвана ни много ни мало изменить мир.

Е. П. Блаватская утром за своим столом, пишет Тайную Доктрину. Конец 1887, Лансдаун Роад, 17, Лондон.

Что такое «Тайная доктрина»?

Это комментарий к сакральному тексту «Строфы Дзиан». Блаватская познакомилась с ним в гималайском монастыре. Концепция этого учения опиралась на такие положения индуизма, как телесное перевоплощение / метемпсихоз / реинкарнация. Жизнь понимается Блаватской как цикличный круговорот, единый круг рождений и смертей, перерастающий в другой круг рождений и смертей.

«Тайная доктрина» — книга о том, как появилась жизнь, как она развивается, как она существует и имеет ли глубинный смысл.

Это нечто, неизвестное пока умозрению Запада, называется оккультистами Фохатом. Это есть «мост», посредством которого Идеи, существующие в Божественной Мысли, запечатлеваются на Космической Субстанции, как Законы Природы. Фохат, таким образом, является динамической энергией Космической Мыслеосновы. Рассматривая же его с другой стороны, он — разумный посредник, руководящая сила всех проявлений. Божественная Мысль, переданная и проявленная Дхиан-Коганами, Строителями видимого Мира. Так от Духа или Космической Мысле-основы происходит наше сознание, от Космической Субстанции те несколько проводников, в которых сознание это индивидуализируется и достигает до самоосознания — или размышляющего — сознания. Между тем, как Фохат, в его различных проявлениях, является таинственным звеном между Разумом и Материей, животворящим принципом, электризующим каждый атом к жизни.

Второй том книги называется «Антропогенезис» и посвящен попытке вписать в обозначенные автором космические координаты человека. Человек входит во все циклы космического развития, занимает в них значительное место. Причем каждому кругу (циклу) развития жизни соответствуют 7 корневых рас. С первого по четвертый круг человек деградирует, им правит материальный мир. В пятом круге начинается восхождение из тьмы к Свету, от сиюминутного — к вечному. По мнению Блаватской, только пятая корневая раса может преобразить мир. Это арийская раса, которой предшествовала раса жителей Атлантиды. В сознании Блаватской атланты выглядят гигантами, которые имеют развитые технологии. Протогуманоидная раса включает астральную, гиперборейцев и лемурийцев.

«Тайная доктрина» строится на трех мировоззренческих принципах. Во-первых, автор признает существование вездесущего, вечного, безграничного и неизменного Бога. Бог руководит космосом с помощью Фохата. Во-вторых, всякое творение включено в систему бесконечных рождений и смертей. Каждый цикл заканчивается духовным перерождением и приближением к божественному. В-третьих, душа каждого человека связана с Богом. Микро- и макрокосмос не изолированны, а слиты в единое целое.

Блаватская радовалась «Тайной доктрине». Она словно писала ее не для людей, а для вечности. Она признавалась, что в ней всё дрожит от боли и от радости… Ею владело высшее знание того, что зло не вечно. Эту библейскую истину для нее подтверждали буддийские священные тексты: зло преодолевается через смерть и воскресение. Но с христианским воскресением Христа Блаватская не могла согласиться. Она даже создала в Англии скандальный журнал, названный именем дьявола. Уже затем, в ответ на обвинения и сплетни, она писала: «Что вы на меня напали за то, что я свой журнал Люцифером назвала. Это прекрасное название! Lux, Lucis — свет, ferre — носить. „Носитель света“ — чего лучше?.. Это только благодаря мильтоновскому „Потерянному раю“ Lucifer стал синонимом падшего духа. Первым честным делом моего журнала будет снять поклеп недоразумения с этого имени, которым древние христиане называли Христа. Эасфорос — греков, Люцифер — римлян, ведь это название звезды утра, провозвестницы яркого света солнечного. Разве сам Христос не сказал о себе: „Я, Иисус, звезда утренняя“ (Откров. Св. Иоанна XXII, ст. 16)? Пусть и журнал наш будет, как бледная, чистая звезда зари предвещать яркий рассвет правды — слияние всех толкований по букве, в единый, по духу, свет истины!».

Желиховская В. П. Радда-Бай, или Правда о Блаватской. М., 2006. С. 57—58.

«Тайная доктрина» — это бездна снов, иллюзий, это пропасть неизвестности, путь, как представлялось Блаватской, к одухотворенной жизни. Люди ее близкого окружения и она сама уникальны и неповторимы. Для них идеи важнее и притягательнее всех материальных благ, всех богатств мира. Ее притягивал письменный стол, кресло перед ним, занавешенное окно, сквозь которое в комнату проникал солнечный свет, запах цветущей природы. В последние годы жизни Блаватская много думает о смерти, удивляясь и поражаясь укоренившимся предрассудкам. Смерть — это не горе, а обретение нового существования. Ведь не оживет зерно, если не умрет. Еще больше в ней жила надежда, что спустя 100 лет человек упоенно заглянет в глубины самого себя и духовным взором увидит, что он не одинок, а сопричастен божественному, что ему близка как никому другому беспредельность космоса… Она видит Лаокоона, которого душат, а его детей терзают, ломают кости толстые змеи с раздутыми головами… Она думает, что Лаокоон ради своих детей пытается преодолеть безумие земного мира, но всё напрасно: этот земной мир не преодолеть. Но этот упрямый и волевой профиль, искаженный мукой, не дает ей покоя. Он дарит надежду выскользнуть из «змеиных» пут своего времени, избавиться и убедить других.

Жан Бодрийяр (1929—2007) — один из моих любимых философов современности, сказавший правду о происходящем вокруг, автор интереснейших работ по философии и социологии.

Начало разговора о Бодрийяре можно предварить интересным фактом. В первой части «Матрицы» герой по имени Томас Андерсон в начале действия открывает книгу Бодрийяра «Симулякры и симуляция», глава «О нигилизме». В этой книге он хранит диски с компьютерными программами, которые затем сбывает на черном рынке (правда, эта глава находится на самом деле в конце книге, а не в середине, как это показано в фильме, но не суть).

Откуда здесь Бодрийяр? Сюжет «Матрицы» основан на компьютерных технологиях, которые достигли точки максимума в своем развитии. Реальный мир — пустыня, жизнь же возможна только глубоко под землей. И если ранее фантастика создавала образ путешественника-первопроходца в иные миры, в иные Вселенные, борьбу за новые территории, то в «Матрице» очевиден новый поворот данной темы. «Матрица» не выдумала новую реальность, она заново породила ее, но уже как фикцию, галлюцинацию реального, правда, удивительно достоверную и подробную. Попадая в «Матрицу», человек попадает в царство симуляции, или симулякров. Здесь и начинается Бодрийяр.

А теперь подробнее обо всём. Мир «матрицы» обозначил новую модель человека, вовлеченного во всеобщий процесс симуляции, дающего ощущение реальности, но не саму реальность. Человек не является центром этой Системы, более того, сама Система поработила его. Единственный выход — пожертвовать своей безопасностью ради свободы. Так и делают герои «Матрицы». Так и пишет Бодрийяр в главе «О нигилизме»: терроризм, по его мнению, оправдан как средство, позволяющее увидеть механизмы общественного контроля. Но Система изначально нигилистична, настолько нигилистична, что может «проглотить» любое насилие, даже терроризм. Терроризм всегда терпит неудачу, потому что атакует Систему извне. Нео в конце кинотрилогии разрушает источник симуляции, потому что действует наоборот — проникает в тело Агента и уничтожает его изнутри, а вместе с ним — всеобщую иллюзорность реальности. И это целый манифест общества, охваченного симулякрами — это манифест свободы, восстания против возводимых вокруг нас псевдоценностей, псевдореальностей.

Процесс симуляции настолько глобален, что заставляет совпасть все реальное с объектами симуляции. Исчезает разница между реальностью и симуляцией. А значит нет метафизики. Это замена реального знаками реального.

Симулякр — это вовсе не то, что скрывает собой истину, — это истина, скрывающая, что ее нет.

<…> Симулякр — это копия, оригинал которой безвозвратно утерян.

Первое, что бросается в глаза при чтении любого сочинения Бодрийяра — отсутствие сухого академического языка. Были даже попытки вынести его идеи за рамки философии. Действительно, рядом с такими интеллектуальными титанами, как Жиль Делез или Жак Деррида и другими классиками постмодернистской философии, Бодрийяр выглядит легкочитаемым. Однако по глубине проникновения в объект анализа и новизне идей он не остался позади.

Начало творческого пути

Откуда симулякры вошли в поле зрения философа? Начинал он с критики марксизма, с лингвистического психоанализа Ж. Лакана, лингвистики Ф. Соссюра. Затем перешел к разработке теории знака, коммуникации и, наконец, символических объектов. Так, Бодрийяр создает свою теорию о схождении экономики и культуры. Для этого он открывает для себя В. Беньямина.

Вальтер Беньямин (1892—1940)

Беньямин высказывал теорию о том, что современность изменила характер технического воспроизведения произведений искусства (извините за тавтологию). Как? Произведения искусства всегда воспроизводились. Но их техническое воспроизведение существенно меняет ситуацию. Дело в том, что даже самая совершенная копия не способна быть оригиналом: оригинал, помимо всего прочего, имеет неповторимое качество — быть «здесь и теперь», т. е. неповторимое присутствие в определенной точке времени и пространства. Поэтому подлинник всегда уникален и его можно идентифицировать. Но всё это было в системе ручного производства. В эпоху техники понятие подлинности исчезает как таковое. Произведение искусства утрачивает то, что делает его таковым — уникальность, экстраординарность, неповторимость. Произведение искусства, потерявшее уникальность, становится, по мнению Беньямина, причастным уже не искусству, а политике.

Бодрийяр переосмысляет Беньямина. По его мнению, произведение искусства издревле объяснялось художественным творчеством и было связано с ним в этом аспекте. Экономическая же сторона вопроса (стоимость) объясняется трудом. Воспроизводительный труд заполняет всю нашу жизнь. Отсюда понятие «труда-услуги», где продукт и исполнитель есть одно целое. Предоставление услуги — это предоставление времени своей жизни, трата собственного тела. Например, досуг является также формой воспроизводительного труда, ибо он также регламентируется обществом.

«Система вещей»

Если симулякр столь хорошо симулирует реальность, что начинает эффективно ее регулировать, то ведь тогда, по отношению к такому симулякру, уже сам человек становится абстракцией!

Моделью отношения человека к потребительству Бодрийяр называет «коллекцию». Коллекция — это вещи, абстрагирующиеся от своей функции. Понимание коллекции довольно широкое: это и обладание пространством («автомобиль пожирает километры»), временем (часы), разведение домашних животных, секс, наука как коллекция фактов и знаний, но, что главное, «человек всегда коллекционирует сам себя». В коллекции вещи получают такую нагрузку, которую они не реализовали с людьми. Коллекция и основана на обладании. Причем коллекционер — это не столько собиратель, сколько манипулятор вещами, подчиняющий их себе.

Действительно, глубинная сила предметов коллекции возникает не от историчности каждой из них по отдельности, и время коллекции не этим отличается от реального времени, но тем, что сама организация коллекции подменяет собой время. Вероятно, в этом и заключается главная функция коллекции — переключить реальное время в план некоей систематики. Вкус, любознательность, престиж, социальный дискурс способны дать коллекции выход в широкий комплекс человеческих отношений (всякий раз, однако, в пределах узкого круга), но все же прежде всего она является в буквальном смысле «времяпрепровождением». Она попросту отменяет время. Или, вернее, систематизируя время в форме фиксированных, допускающих возвратное движение элементов, коллекция являет собой вечное возобновление одного и того же управляемого цикла, где человеку гарантируется возможность в любой момент, начиная с любого элемента и в точной уверенности, что к нему можно будет вернуться назад, поиграть в свое рождение и смерть.

Интересно, что главные вещи нашей современности существуют под знаком кредита, приобретаются в кредит. Кредит — это «опережающее использование вещей во времени». Человек как бы отсрачивается от своих вещей, он вынужден экономить, чтобы рассчитаться со своим прошлым в надежде увидеть будущее. Это феномен «предшествующего будущего». Потребления так много, что оно опережает производство.

Такая «новая этика потребления» означает принуждение, связанное с феодальной системой. В нашей современности существует некая связь между продавцом и покупателем, более того, человек обязан покупать, чтобы общество могло дальше производить, а сам он мог работать дальше, чтобы заплатить за уже купленное. Получая такой «кредит свободы» от общества, человек сам кредитует общество, тем самым отчуждая от себя собственное будущее.

В целом, перед нами интересная ситуация: следствие появляется до причины. Это и есть структура современной экономики. Кредит позволяет потреблять то, что еще не заработано. Перед нами искривление времени. Бодрийяр пишет, что «мы вечно отстаем от своих вещей».

Эта власть вещей над человеком имеет формы проявления. Основной формой является реклама. Реклама внушает покупку определенной марки товара. Главный принцип рекламы — «логика Деда Мороза», т. е. логика вовлеченности в легенду.

Сопротивляясь все лучше рекламному императиву, мы делаемся все более чувствительными к рекламному индикативу.

Например, мебель в семейной квартире, когда сама семья формально семьей не является. При помощи приобретения новых вещей такие псевдосупруги «потребляют» супружеские отношения. Реклама же как анонс вещи агитирует новый тип социальных отношений между защищенностью и престижем. Не товар, не вещь, а отношения выступают подлинным желанием потребителя товара. Ценностные иерархии во многом навязаны рекламой. Реклама интимна: настоящий товар в рекламе это не изображенное в ней удовлетворение потребностей здесь и сейчас с помощью рекламируемой вещи, а а возможность удовлетворения вообще: «Мы в нее не верим, и однако она нам дорога».

Реклама «Дирол», 2014

«Общество потребления»

Обществом потребления является такое, где не только есть предметы и товары, которые желают купить, но где само потребление потреблено в форме мифа.

Книга переведена на русский язык в 2006 году и посвящена проблемам «общества потребления», сложившихся в странах Европы к 70-м годам XX века. По сути, это масштабный критический анализ происходящего вокруг, который ведется с трех позиций: философской, социологической и экономической.

Бодрийяру важно подчеркнуть, что «общество потребления», став реальностью здесь и сейчас, превратилось в своеобразную форму мифа, ибо вне него оно не может существовать. Фундаментом такого мифа Бодрйияр считает новую форму человека: Homo Economicus, подразумевающей идею вещей как предметов потребления, собственно потребностей и путей их удовлетворения. И всё. Если внимательно приглядеться к этому ряду, то можно увидеть его главное свойство: тавтологию. Дискрурс общества потребления, по мнению Бодрийяра, целиком тавтологичен: мы приобретаем вещь, испытывая в ней потребность, но одновременно мы испытываем потребность только в тех вещах, которые на данный момент предлагаются рынком. Но мы не отдаем себе в этом отчета, потому что верим в «миф потребления»: вера в то, что вещи могут удовлетворить наши потребности.

Кто же такой этот Homo Economicus? Бодрийяр пишет, что у такого человека два приоритета: «1) искать без тени колебания свое собственное счастье; 2) отдавать предпочтение вещам, которые дали бы ему максимум удовольствий». Потребление при этом, как ни парадоксально, не является функцией наслаждения. Потребление — это функция производства, поэтому она коллективна. Поэтому генеалогия потребления основана на социальной организации, на системе, включает в себя отнюдь не одного индивида, а целую группу, влияя на них в качестве социального принуждения.

Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Культурная революция; Республика, 2006. С. 96—108.

Например, нельзя даже вообразить коллективного протеста против телевидения. Каждый из миллионов телезрителей может быть недоволен рекламой, но она все равно будет существовать. В качестве потребителя человек всегда одинок, представляя собой «клеточку», стадное существо. Потребление направлено на разговор с самим собой и исчерпывается этим минимальным общением вместе с его удовольствиями и разочарованиями. Бодрийяр пишет: «Объект потребления изолирует».

Но вся эта безмятежность потребления привязана к чрезвычайным ситуациям, трагедиям, насилию. Возникает странное противоречие между гедонизмом и активистской моралью. Бодрийяр приводит пример. Западный телезритель релаксирует перед телевизором с репортажами войны во Вьетнами. Репортаж приходит на телеэкран из внешнего мира, она эмоционально воздействует на потребителя, создает эффект его присутствия в гуще событий. При этом осуществляется потребление личной ситуации безопасной отстраненности от происходящего во Вьетнаме. Массовые коммуникации, таким образом, основаны на отрицании реального мира при помощи восприятия лишь его знаков.

Потребитель не способен дистанцироваться от своих потребностей. Вместо зеркала, перед которым можно вглядеться в себя, разобраться, теперь витрины — в них нет нашего отражения, в них есть созерцание множества знаков потребления. Потребление оборачивается трагедией идентичности, ибо личность редуцируется до спектра вещей.

Движение витрин, их подсчитанная феерия, которая всегда оказывается в то же время обманом, — это вальс-«качание» шопинга, это канакский танец экзальтации благ до обмена. Предметы и продукты тут предлагаются в блистательной постановке, в культовом выставлении напоказ.

Общество потребления отличается не только изобилием благ и услуг, но и тем более важным фактом, что всё является услугой, что предоставленное для потребления никогда не дается просто-напросто как продукт, а всегда как личная услуга, как удовлетворение. Начиная с «Guiness is good for you» («Пиво вам полезно») до глубокой озабоченности политиков судьбой их сограждан, включая в это улыбку хозяйки отеля и благодарности автоматического раздатчика сигарет, каждый из нас окружен чудовищной услужливостью, повязан сговором преданности и доброжелательства. Малейший кусочек мыла рекомендует себя как результат размышлений целого консилиума экспертов, работавших в течение месяцев над бархатистостью вашей кожи. <…> Предметы не столь уж служат для какой-то цели, прежде всего и главным образом они служат вам. <…> Именно под солнцем заботы загорают современные потребители.

Таким образом, потребление представляет собой миф, или «слово современного общества, высказанное им в отношении самого себя, это способ, каким наше общество высказывается о себе». Перед нами общество, применившее к себе знаменитый рекламный лозунг: «Тело, о котором вы мечтаете, — это ваше тело». Нарциссизм позволяет смешивать себя с образом и утверждать себя как образ. Такая демонстративная тавтология в рекламе позволяет потребителю уяснить, кто он на самом деле и чего он желает на самом деле. Нет никакой дистанции, стерты все границы. Великий миф о потреблении имеет, как и полагается, свой «антидискурс»: мысль о трагическом влиянии потребительства на мир.

«Америка»

«Америка» посвящена проблеме искусственности жизни, возникшей в Америке. Идеи работы затем будут продолжены в «Прозрачности зла».

Обложка русского издания книги

Книга написана в форме путевых заметок путешествующего по Америке философа. Американский город производит «нечеловеческое» ощущение, напоминает «внеземные объекты». Главная черта Америки сформулирована весьма четко:

Транссексуальная капиталистическая надменность мутантов.

Что же позволило увидеть в Америке страну надвигающейся на мир Смерти?

Бодрийяр замечает, что у США нет прошлого, которое можно бы было осмыслить, поэтому Америка — первобытное общество. Америка, по его мнению, представляет собой гиперреальность, утопию. Истина этой страны открыта взору европейца как «совершенный симулякр, симулякр имманентности и материального воплощения всех ценностей». Здесь доступно всё: секс, цветы, свобода. Освобождение ценностей, подобно оргии, заставляет искать уже не секс, ибо он доступен, а свой внешний вид. Человек этой страны выбирает уже не между своим желанием и наслаждением, а между своей генетической формулой и сексуальным образом.

Америка, по мнению философа, являет собой крайнюю степень неподлинности. Американцы, «…прозевав настоящее крещение, мечтают все окрестить во второй раз, и только это позднейшее таинство, которое, как известно, повторение первого, только куда более подлинное, для них имеет значение: вот совершенное определение симулякра».

Бодрияйр Ж. Америка. СПб.: Владимир Даль, 2000. С. 111.

Свобода и равенство, так же как непринужденность и благородство манер, существуют только как изначально данные. В это и есть демократическая сенсация: равенство дается в начале, а не в конце… Демократы требуют, чтобы граждане были равны на старте, эгалитаристы настаивают, чтобы все были равны на финише.

«Прозрачность зла»

Пожалуй, кульминационная работа Бодрийяра. Продолжение и вердикт цивилизации, начатый в «Америке». Главная характеристика мира, главный термин, вокруг которого завязано исследование — транспарентность (от фр. transparence — прозрачность). Транспарентность — это мироустройство, главная особенность которого — создание искусственной среды обитания человека, искусственной жизни. В этой искусственной среде человеку приятно находиться: он не страдает от тяжелого труда, болезней, голода, насилия и даже избавлен от необходимости рефлексировать, думать, переживать экзистенциальную тоску и т. д.

Современное состояние вещей — состояние после оргии, если понимать под оргией взрывной момент в развитии мира.

Мы прошли всеми путями производства и скрытого сверхпроизводства предметов, символов, посланий, идеологий, наслаждений. Сегодня игра окончена — всё освобождено. И все мы задаем себе главный вопрос: что делать теперь, после оргии?

Человечество движется к пустоте, ибо все его цели позади. В мире исчезла форма окончательной смерти, ничто не умирает и не исчезает, даже Бог.

Современность характеризуется транссексуальностью. Если сексуальность связана с наслаждением, то транссексуальность — с искусственностью (изменение пола у трансвестита, смена одежды, жестов), с двуполыми и гермафродитическими вариантами человека.

Взгляните на Чичиолину. Есть ли на свете более великолепное воплощение секса, порнографической невинности секса? Ее антипод — Мадонна, этот девственный плод аэробики и ледяной эстетики, лишенный всякого шарма и всякой чувственности, мускулистое человекообразное существо. Потому-то и смогли создать из нее синтетического идола. Но сама Чичиолина — разве она не транссексуальна? Длинные волосы серебристого цвета, литые груди в форме ложек, идеальные формы надувной куклы, вульгарный эротизм комиксов или научно-фантастических фильмов, и, в особенности, — постоянные разговоры на сексуальные темы, которые, впрочем, никогда не носят извращенного или разнузданного характера, дозволенные отклонения; словом — идеальная женщина, сидящая перед розовым телефоном, в сочетании с плотоядной эротической идеологией, которую, вероятно, не приписала бы себе ни одна женщина, кроме, конечно, транссексуалки, трансвестита: только они, как известно, живут преувеличенными символами — плотоядными символами сексуальности. Чувственная эктоплазма, каковую являет собой Чичиолина, соединяется здесь с искусственным нитроглицерином Мадонны или с очарованием Майкла Джексона — этого гермафродита в стиле Франкенштейна. Все они мутанты, трансвеститы, генетически вычурные существа…

Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000. С. 34—35.

Чиччолина (Анна Шталлер) — порнозвезда и политик

Наряду с сексуальной революцией происходит и компьютерная революция. Если сексуальная революция вынуждает человека задать себе вопрос: мужчина я или женщина, то компьютерная ставит его иначе: человек я или виртуальный клон?

Таким образом, освобождение ценностей «после оргии» поставило человека перед проблемой поиска своей родовой и половой индентичности, при этом оставляя ему все меньше шансов на ответ. Так, по мнению Бодрийяра, люди стали транссексуалами. Транссексуальность развивается во все стороны, оказывает влияние даже на экономику (формируется так называемая «трансэкономика»).

Последствия как сексуальной, так и компьютерной революций, закономерны и похожи между собой. В первом случае это СПИД, а во втором — «вирусы». И там, и там — заражение (Бодрийяр нередко приходит к метафоре раковой опухоли). Заражение едино. Оно переходит от одной системы к другой. А в центре — главная катастрофа — зло.

Куда проникло Зло? Оно повсюду — всё охвачено им, метастазы Зла бесконечны. Общество пошло по пути умерщвления естественности благодаря эстетической хирургии, хирургического облагораживания отрицательного, для такого общества актуальны дискуссии о Добре. Зло же приобрело вирусные и террористические формы. И они также преследуют нас.

Мы больше не умеем произносить проклятия. Мы умеем произносить только речи о правах человека — об этой благоговейной, слабой, бесполезной, лицемерной ценности, которая зиждется на просвещенной вере в естественную силу.

Добра, на идеализации человеческих отношений (тогда как для Зла не существует иной трактовки, нежели само Зло).

Более того, об идеальной ценности этого Добра всегда говорится в покровительственной, уничижительной, негативной, реакционной манере. Это есть сведение Зла к минимуму, предупреждение насилия, стремление к безопасности. Эта снисходительная и давящая Сила доброй воли помышляет лишь о справедливости в обществе и отказывается видеть кривизну Зла и его смысл.

В «Прозрачности зла» Бодрийяр сформулировал «теорему о проклятой стороне вещей».

Есть одно ужасающее последствие непрерывного созидания позитивного. Если негативное порождает кризис и критику, то позитивное, возвеличенное до уровня гиперболы, порождает катастрофу в силу невозможности выделить кризис и критику даже в гомеопатических дозах. Любая структура, которая преследует, изгоняет, заклинает свои негативные элементы, подвергается риску катастрофы ввиду полного возвращения к прежнему состоянию, подобно тому, как биологическое тело, которое изгоняет зародышей бацилл, паразитов и иных биологических врагов, избавившись от них, подвергается риску рака и метастазов, иначе говоря, риску возникновения позитивного, пожирающего свои собственные клетки, или же вирусному риску, проявляющемуся в угрозе оказаться пожранным своими собственными антителами, оставшимися теперь без применения. Все, что извергает из себя проклятую сторону своей сути, подписывает себе смертный приговор.

Таким образом, гиперреальность понята Бодрийяром как «среда прозрачности». Эффект прозрачности достигается за счет того, что всё становится сверхвидимым, сверхреальным. Прозрачность создает ощущение непристойной близости: «Всё, что сокрыто что еще наслаждается запретом, будет откопано, извлечено на свет, предано огласке и очевидности». Прозрачность характеризуется имплозией — взаимным смешением и взаимопроникновением структур, категорий, ценностей.

«В тени тысячелетия, или Приостановка года 2000»

2000 год заставил задаться вопросом: «В конце ли мы истории, вне истории или все еще в бесконечной истории?» Бодрийяр считает, что «нет лучшей аллегории для фатального обратного отсчета, чем сюжет Артура Кларка Девять Миллиардов Имен Бога. Общине тибетских монахов поручено уточнить и перечислить все имена, данные Богу. Есть девять миллиардов имен. Согласно пророчеству, в конце обратного отсчета, когда последнее имя будет записано, мир придет к концу. Но монахи устают и, чтобы дело двигалось быстрее, они обращаются к экспертам IBM, которые приходят на помощь с охапкой компьютеров. Работа сделана за три месяца. Как если бы мировая история закончилась за несколько секунд благодаря виртуальному вмешательству. К сожалению, это еще и характеризует исчезновение мира в реальном времени. Пророчество о конце мира, которое соответствует исчерпанию всех имен Бога, становится истинным. При возвращении с гор техники IBM, до того не верившие ни слову в этой истории, видят, что все звезды в небе исчезают одна за другой.

Это — прекрасная аллегория для нашей современной ситуации… Из-за вмешательства числовых, кибернетических и виртуальных технологий мы уже по ту сторону реальности, а вещь уже по ту сторону их разрушения».

А отсюда главный вопрос философии XXI века — до каких пределов виртуальная реальность способна трансформировать привычный нам мир? Бытие изменится до неузнаваемости, но под вопросом останется сам человек: что станет с ним? А главное — как сохранить идентичность в уподобляющемся пустыне мире?