Козельская Введенская Оптина пустынь — старинный монастырь, который возник в Калужской губернии в четырех верстах от города Козельска на реке Жиздре. С 1825 г. здесь существует институт старчества. Деятельность православного монастыря была особенной: она соединяла монашеское служение с глубинной народной жизнью и с вершинами национальной культуры. Целый век старцы, соблюдая монашеский обет, помогали толпам людей словом и советом, считая невозможным закрыть свои двери перед нуждой.
Что представлял собой феномен старчества? Он почти не рассматривается в богословской литературе, в то время как жития святых свидетельствуют о том, что старчество было общераспространенным явлением. Старчеству трудно найти место в традиционной церковной иерархии (отсюда пошли гонения на старцев, таких как преп. Серафим Саровский, о. Леонид, о. Амвросий, о. Варсонофий и др.). И. М. Концевич пишет:
Благодатное старчество есть одно изъ высочайшихъ достиженiй духовной жизни Церкви, это ея цвѣтъ, это вѣнецъ духовныхъ подвиговъ, плодъ безмолвiя и Богосозерцанiя. Оно органически связано съ иноческимъ внутреннимъ подвигомъ, имѣющимъ цѣль достиженiя безстрастiя, а потому и возникаетъ одновременно съ монашествомъ на зарѣ христiанства.
Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Репринтное издание. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Издательский отдел Владимирской епархии, 1995. С. 7.
Старцы Оптины, по справедливому наблюдению Ф. А. Степуна, «сумели связать свою обитель с духовной нуждой величайших русских людей, с творчеством Гоголя, Киреевского, Леонтьева, Достоевского и Соловьева».
Степун Ф. А. Сочинения. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. С. 404.
Гоголь и Иван Киреевский были первыми деятелями русской культуры, которые обратились к Оптиной пустыни. Оба видели в Оптине воплощение высшей мудрости, и оба были связаны с монастырем через иеросхимонаха Макария.
Для понимания роли Оптины в судьбе Гоголя нужно учитывать особенности его психики и характер общения с обитателями монастыря. Впервые Гоголь посетил Оптину пустынь 19 июня 1850 г., когда вместе с М. Максимовичем направлялся из Москвы на Украину в родные места. За две версты они вышли из экипажа и пошли пешком до самой обители. На дороге они встретили девочку с миской земляники и хотели купить у нее ягод, однако, девочка, заметив, что перед ней путники, отказалась от денег и отдала им ягоды даром. «Как можно брать со странных людей!» — сказала она. Гоголь был умилен проявлением детской доброты. Чуть позже он напишет графу А. П. Толстому:
Я заѣзжалъ по дорогѣ въ Оптинскую Пустынь и навсегда унесъ о ней воспоминанье. Я думаю, на самой Аѳонской горѣ не лучше. Благодать видимо тамъ царствуетъ. Это слышится въ самомъ наружномъ служенiи… Нигдѣ я не видалъ такиъ монаховъ, съ каждым изъ нихъ мнѣ казалось, бесѣдуетъ все небесное. Я не распрашивалъ, кто изъ нихъ, какъ живетъ: ихъ лица сказывали сами все.
Цит. по: Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Репринтное издание. Свято-Троицкая Свергиева Лавра, Издательский отдел Владимирской епархии, 1995. С. 462.
Как видно, это посещение было для Гоголя очень удачным: художник искал в Оптине прежде всего поддержку в своем писательском деле, в понимании замысла второго тома «Мертвых душ», в которых проявилось внимание к «позитивным началам русской жизни».
Этот замысел «мерцает» уже в письме Гоголя иеромонаху Филарету:
Ради самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден; дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи божией не может двинуться мое перо, и силы мои не только ничтожны, но их нет без освеженья свыше. Говорю вам об этом неложно. Ради Христа, обо мне молитесь. Покажите эту записочку мою отцу игумену и умоляйте его вознести свои мольбы обо мне грешном, чтобы удостоил бог меня недостойного поведать славу имени его, не посмотря на то, что я всех грешнейший и недостойнейший. Он силен, милосердый, сделать всё и меня, черного, как уголь, убелить и возвести до той чистоты, до которой должен достигнуть писатель, дерзающий говорить о святом и прекрасном. Ради самого Христа, молитесь. Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптинской пустыне. Бог да воздаст вам всем сторицею за ваше доброе дело.
Гоголь Н. В. Полное собр. соч. в 14 т. Т. 14. Письма, 1848—1852. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 191.
Письмо Гоголя Филарету интересно прежде всего тем, как он определяет свою роль: «…писатель, дерзающий говорить о святом и прекрасном». Поддержку Гоголь получил не только со стороны Филарета, которому сразу после встречи написал также и благодарственное письмо, но и со стороны архимандрита Моисея и монаха Порфирия (в миру — Петр Александрович Григоров, 1804—1851).
Последнему Гоголь также напишет благодарственное письмо, обращаясь к нему по имени Петр, поскольку тот еще не принял пострига и не получил нового имени — Порфирий: «Ваша близкая к небесам пустыня и радушный прием ваш оставили в душе моей самое благодатное воспоминанье».
Петра Григорова Гоголь также просит оказать покровительство своему племяннику Николаю Трушковскому, который направляется через Оптину в Казанский университет, психически неуравновешенному: «Покажите ему все в вашей обители. Мне бы хотелось, чтобы она и в нем оставила самое благодатное воспоминанье, что есть берег, куда можно пристать и быть безопасну от самых сильных кораблекрушений».
Сведений о Григорове крайне мало: после смети все его имущество было уничтожено, а келья полностью переделана. Гоголя многое привлекало в его личности: «Он вовсе не пасмурный монах, бегающий от людей, не любящий беседы… Он всегда весел, всегда снисходителен. Это высшая форма совершенства, до которой может дойти истинный христианин». О глубоком уважении и внимании Григорова к творчеству Гоголя свидетельствует его ответ на письмо: он всячески побуждает его к продолжению труда, к окончанию поэмы: «Пишите, пишите и пишите для пользы соотечественников, для славы России…». И. Л. Щеглов в работе «Гоголь в Оптиной пустыни (из дорожных заметок)» пишет, что Григоров — «это действительный друг Гоголя, который, не стесняясь своей иноческой рясы, радостно воздает должную дань писательскому гению, ставя этот божественный дар на первое место, а не на последнее, как это делали другие духовные отцы, опекавшие Гоголя, до пресловутого „отца Матвея включительно“».
Щеглов И. Л. Гоголь в Оптиной пустыни (из дорожных заметок) // Щеглов И. Л. Подвижник слова. СПб., 1909.
Спустя год, во время второго посещения Оптиной пустыни, Гоголь уже не застанет в живых Порфирия Григорова: он умрет за несколько месяцев перед этим. 15 марта 1851 г. Гоголь присутствовал на панихиде по Порфирию и потом на всенощном бдении, в воскресенье отстоял в скиту литургию. Примерно в то же время Гоголь общается с иеросхимонахом Макарием (в миру М. Иванов). Письмо Гоголя Макарию не сохранилось. Об их диалоге мы можем судить по ответу Макария.
Макарий, как и Порфирий, питал глубокое уважение к художественному слову. С. Четвериков в книге «Оптина пустынь: исторический очерк и личные воспоминания» пишет, что Макарий «обладал мягким и кротким характером, эстетическими наклонностями, в молодости даже играл на скрипке, знал и любил церковное пение, любил цветы, был очень начитан в церковной литературе, имел склонность к ученым, кабинетным занятиям».
Четвериков С. Оптина пустынь: исторический очерк и личные воспоминания. Paris: Ymca-Press, 1926. С. 46.
Судя по ответу Макария на письмо Гоголя, тот решился в нем на исповедальность, на просьбу о помощи советом, наставление. Макарий учит Гоголя «смиряться и каяться перед Господом, но не смущаться и не унывать».
Шенрок В. И. Материалы к биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897. С. 828.
Письмо Макария свидетельствует о том, что художник относился к нему как к духовному наставнику. Подтверждение тому мы находим в «монастырском предании»:
И вот Гоголь у старца. Начинается беседа… Вероятно, она [беседа] была весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речь его имели огромное влияние на душу слушателей. Выйдя от старца, Гоголь говорил:
— Да, мне сказали правду! Это единственный из всех известных мне людей, кто имеет власть и силу повести на источник воды живой.
И Гоголь переродился. Он сам говорил: «Вошел я к старцу одним, а вышел другим».
Цит. по: Н. В. Гоголь как герменевтическая проблема. Екатеринбург, 2009. С. 110.
Второе посещение Гоголем Оптиной пустыни во многом предопределило третье, последнее. Оно произошло 25 сентября 1851 г. Это странное, загадочное событие.
После второго посещения Гоголь отправился в родные места на свадьбу сестры Елизаветы и навестить больную мать. Затем он хотел перебраться в Крым на зиму, но в Москве нервы его «расколебались от нерешительности, ехать или не ехать». В дороге ему стало хуже, и он решил завернуть в Оптину пустынь. Видимо, надеялся, что Оптина вновь окажет на него целительное воздействие, надеялся на помощь отца Макария. Но этого не произошло. Гоголь не стал продолжать путь и вернулся домой.
У стен Оптины у него «было на сердце спокойно и тишина». При встрече с Макарием он ощутил тревогу и спросил у старца: «Скажите, не говорит ли вам сердце, что мне лучше было не выезжать из Москвы?». Макарий ответил: «Конечно, когда бы знать это, то лучше бы не выезжать из Москвы», но оставил окончательное решение за Гоголем: если «при мысли о возвращении в Москву… ощутите спокойствие, то будет знаком воли Божией на сие». В Москву Гоголь вернулся. Что же произошло?
П. Плетнев писал В. Жуковскому, что причина в грубости одного монаха, которого Гоголь измучил своей нерешительностью и, когда явился к нему за советом «в четвертый раз», «тогда вышед из терпения, монах прогнал его». Это свидетельство было отвергнуто исследователями, так как они сочли отца Макария (речь шла именно о нем) неспособным на такой поступок. Действительно, сложно представить, чтобы старец столь грубо отнесся к Гоголю. Но сказанное П. Плетневым отчасти правда. Дело в том, что он получил эту информацию через А. О. Смирнову, которая записала в своих воспоминаниях: «Гоголь его так помучил своей нерешительностью, что старец грозил ему отказать его принимать».
Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 67. Книга воспоминаний содержит несколько глав о Гоголе, которые интересно прочитать целиком.
П. Плетнев несколько исказил подлинную информацию. А. О. Смирнова отмечает, что ей осталось неизвестным, каких советов Гоголь просил у старца.
Гоголь обращался к Макарию не только как к праведному духовному лицу (как, например, к Филарету или Моисею), но как к душеведцу, наделенному высшим разумением. Пожалуй, это самый таинственный момент в трех посещениях Гоголем Оптины. Он пишет письмо отцу Макарию после встречи с ним. Там есть следующая фраза: «Отчего вы, прощаясь со мной, сказали: в последний раз?».
Макарий не прогнал Гоголя. Не пригрозился его больше не «принимать». Возможно, он счел излишним снова и снова отвечать на вопрос, продолжать ли Гоголю путь. Уклонение от ответа могло глубоко ранить Николая Васильевича. И, может быть, вопрос Гоголя и реплика Макария могли иметь другой смысл…
Мрачные предчувствия Гоголя при выезде из Москвы усилились в Оптине. Мы помним, что незадолго до этого умер близкий Гоголю человек, монах Порфирий Григоров. Евфимий писал, что Григорову перед смертью было предзнаменование: мол, о. Илларион уже выслал ему масло и рубашку для соборования. Все думали, что это бред (о. Илларион жил за 300 верст от Оптиной), но «14 марта, утром, к удивлению всех», прибыли названные вещи, а на следующий день Порфирий умер… На Гоголя произвели огромное впечатление обстоятельства смерти Порфирия, а именно роковое предзнаменования этой смерти, «извещение о близкой кончине».
И Гоголь спрашивал, вспомним еще раз: «Отчего вы, прощаясь со мной, сказали: в последний раз?». Это было сказано именно при прощании. Увидятся ли они снова? Не являются ли слова Макария предсказанием его, Гоголя, близкой кончины? Гоголь пытается отделаться от этой мысли: «Может быть все это происходит от того, что нервы мои взволнованы…».
Гоголь задержался в Оптине в надежде, что отец Макарий развеет его опасения. Макарий не ответил на вопрос Гоголя. Однако интересно то, что свой ответ он написал на обороте того же гоголевского письма. Он не обратил внимания на этот вопрос? Или действительно имел роковое предчувствие относительно судьбы Гоголя и промолчал, не желая его обманывать? Каждый новый вопрос рождает массу других.
Произошедшее объясняет причины отказа Гоголя от дальней дороги и возвращения домой. Вернувшись, «первый визит он сделал О. М. Бодянскому… и на вопрос его: „зачем он воротился?“ отвечал: „Так: мне сделалось как-то грустно“ и больше ни слова».
Шенрок В. И. Материалы к биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897. С. 794.
Дальнейший ход событий воспроизводит В. С. Аксакова, находившаяся в Абрамцеве:
30 сентября отесенька с Константином поехали по делам в Москву, вдруг им говорят, что Гоголь присылал; Константин побежал к нему и привел его. Он на дороге, в Калуге, сделался болен в Оптиной пустыни и решился воротиться. В тот же день отесенька, Константин и он приехали к нам вечером. Мы были удивлены и обрадованы, но вид Гоголя огорчил нас. Он был так расстроен, так худ, так грустен, что жалко было его видеть… Это было последнее его посещение в деревне.
Литературное наследство. Т. 58. С. 788—789.
Гоголь умер спустя пять месяцев после посещения Оптиной. В течение этого времени произойдет еще немало событий, которые будут иметь характер зловещего предзнаменования и словно продолжат эпизод с Макарием.
Переживания Гоголем в период посещения Оптиной пустыни крайне сложны и связаны прежде всего с драматизмом его религиозного чувства. С одной стороны, Гоголю была свойственна твердость, особенно когда он ощутил громадность и важность замысла своей Книги жизни, с другой стороны, он был подвержен сомнениям: насколько верен его замысел? Нет ли в нем чего-то греховного? У стен Оптиной пустыни Гоголь ощутил какие-то глубинные импульсы, токи, смыслы, которые повлияли на его творчество, а именно на продолжение поэмы.
По замечанию Ю. В. Манна, в сознании Гоголя сфера комического была неотъемлема от сферы нравственного воздействия художественного творчества, в особенности его главного произведения «Мертвые души». На этом строилось самосознание Гоголя. И здесь — также сложный узел проблем, ранее не осознаваемых писателем. Теперь эти проблемы явились во всей своей непреложности. Как совместить смех с четким осознанием порока и отличием его от добра и добродетели? Как при наличии комизма сохранить учительскую и проповедническую силу слова? «Христос никогда не смеялся»…
Если раньше у Гоголя речь шла о пользе смеха, о его направленности на осмеяние черта, дьявола как пророждения темных сил, то теперь возник вопрос о вредоносности смеха, направленного на осмеяние достойного — «души родного русского человека».
Отсюда мучительная боль, которую ощущал Гоголь. Эта боль приводила его к мысли о том, какое поприще избрал писатель и какую участь он приготовил себе в будущей жизни… Из оптинской летописи:
Талант, данный на созидание, обратился на разрушение… Трудно представить человеку непосвященному всю бездну сердечного горя и муки, которую узрел под ногами своими Гоголь, когда вновь открылись затуманенные его духовные очи, и он ясно, лицом к лицу, увидал, что бездна эта выкопана его собственными руками, что в ней уже погружены многие им, его дарованием, соблазненные люди и что сам он стремится в ту же бездну, очертя свою бедную голову…
Нилус С. Святыня под спудом. Тайны православного монашеского духа. Изд-е Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1991. С. 112—113.
Диалог Гоголя с Макарием после сентября 1851 г. прекратится.
Старец Варсонофий Оптинский (в миру — П. И. Плиханов) рассказывал, что при последнем посещении Оптины Гоголь пытался уйти в монастырь. Сестра писателя Анна Васильевна говорила биографу В. Шенроку, что Гоголь мечтал поселиться навсегда в Оптиной пустыни. Но вместе с желанием стать монахом (Жуковский отмечал в Гоголе подлинно монашеское призвание) в нем были черты гениального художника: резкая ирония, которая причудливым, почти мистическим образом прикрывала собой глубокую меланхолию. Гоголь не смог бы решиться на отказ от писательства и стать монахом. Его желание осталось только желанием.
